Глава 9. Патруль

Сегодня была очередь Шаки идти в патруль. Он не любил эту работу, но и нельзя сказать, что ненавидел. Она отнимала время, которое можно было провести с семьей. Шака предпочел бы играть с Сараби и Эланной, но вместо этого защищал Земли Прайда от редко появляющихся врагов.
Он развлекался, вспоминая эпизоды из Львиной Саги, которые в юности рассказал ему отец. Шака хорошо читал стихи и был ходячей энциклопедией истории и церемоний. Он пел про себя любимую песенку Сараби.

Моко Гривастый большим был котом,
Отважным и грозным притом,
Забрался он в горы, забыв обо всем,
Взглянуть на отчий свой дом,
Идет Моко в горы, и дождь все сильней,
И ветер звенит кругом…

— Эй, там внизу, привет! — прокричал Зазу. — Извините, Ваше Высочество, что прерываю вас, но на восточном лугу гиены. Они убили кого-то.
— Спасибо, — ответил Шака. — Я посмотрю.
Он хотел найти хоть какой-нибудь способ развлечься. Усмехаясь про себя от предвкушения того, какое впечатление он произведет на гиен. «Позволять им охотиться на Землях Прайда? Пока я в патруле — никогда». Легкой трусцой он быстро приближался к цели.
Наконец он заметил их, они  что-то быстро поедали.
Шака рыкнул на гиен. Те зарычали в ответ, но отступили от туши на несколько ярдов.
— Господи, это же львица! — он не узнавал ее, пока не подошел так близко, что смог повернуть лапой то, что осталось от головы. Выражение предсмертного ужаса застыло на изуродованном лице.
— Авина, — тихо прошептал он. Ее разорванное тело лежало под открытым небом, и вокруг роились мухи. — Авина! — Шака посмотрел на небо, глубоко вдохнул и завопил, — Авина!!! О господи, не-е-ет!!!
Его печаль и ярость были как два кролика, пытающихся одновременно влезть в одну нору. Наконец победила ярость. Его красные от ярости глаза захватили цель.
— Мерзкие вонючие убийцы!!! Я убью вас!!!
Он бросился за гиенами. Его ярость была ужасна. Но он был рожден для силы, а не для скорости и не мог поймать шустрых гиен, как это сделала бы львица. Несмотря на это, он все равно продолжал их преследовать.
Падальщики неслись по саванне как ласточки. Один, последний рывок и они с огромным облегчением пересекли границу слонового кладбища, где начинались их земли.
На секунду они остановились, чтобы посмотреть назад — глупая ошибка. Шака продолжал преследование. Он пересек невидимую линию, определяющую территорию его власти и полусбежал-полускатился по склону в пыльное царство смерти. Наконец одна из гиен споткнулась о кучу костей.
Шака очень быстро оказался над ним, придавив огромным весом маленькое тело гиены.
— Ты убил мою жену. Ты вырвал мое сердце, и за это я вырву твое! Молись своему богу.
Не успел он осознать, что случилось, как был со всех сторон окружен гиенами. Они будто материализовались из пыли и появились из черепов и пещер.
— Отпусти его! — потребовала Амэйрак, действующая Ро’мок. — Ты на нашей земле и удерживаешь одного из наших.
— Он убийца! — Шака впился в нее глазами. — Он хладнокровно убил мою жену, и это было на моей земле! У нее было двое детей. Двое детей, к которым этой ночью не вернется мать. Она разорвали ее живую! Живую!
— Я разберусь. А этого я знаю. Он вечно создает проблемы, и если он виноват, я накажу его. Будь уверен.
— Если?! — Шака посмотрел вниз на пойманную гиену. — Я видел его рядом с телом. Зазу видел убийство. Ты сам скажешь ей. Скажи ей, мразь!
Пойманная гиена сжалась от страха.
— Кто-нибудь, помогите!
— Ты не можешь добиваться признания в убийстве смертельными угрозами, — Амэйрак посмотрела назад. — Это моя земля и я даю тебе слово, мы расследуем происшествие по нашим законам. Но сейчас ты должен его отпустить. Уходи. Сейчас же!
— Я тебе не верю
— Ты не в том положении, чтобы вести переговоры, — сказала Амэрак. — Сейчас же уходи. Я встречусь с твоим братом королем этой ночью. Мы все обсудим.
— Ты права, — сказал он. — Ты абсолютно права. Я не в том положении, чтобы вести переговоры. — Шака посмотрел на небо. — Айхею абамами! — закричал он в глубоком горе. Затем он быстро наклонил голову и с чудовищной силой укусил гиену за шею, почти оторвав ей голову. Тело спазматически дернулось и замерло, уставившись в пустоту невидящими глазами. Шепот ужаса прошелся по рядам собравшихся, а затем разъяренная толпа бросилась на Шаку.

Глава 11. Молоток и щипцы

Муффи и Така стали на шесть лун старше. Их детские пятна давно исчезли, а сами они стали больше и проворнее. Пришло время учиться защищать королевство.
В детских играх они выработали навыки, которые послужат им во взрослой жизни. Но для серьезного боя существовали специальные приемы, которые понадобятся при защите Земель Прайда от нарушителей и соперников. Хотя Ахади стремился добавить в учебный процесс немного веселья, это была уже не игра.
Ахади прекрасно понимал, что лев должен знать свои сильные и слабые стороны. В Муфасе Ахади видел силу и выносливость. И действительно, Муфаса легко освоил фронтальную атаку, которой его научил отец. Подъем на задних лапах, с последующим обрушением на противника града ударов. Така был маленький, но быстрый, и отец учил его захвату бедра, советуя держаться ниже, чтобы вцепиться в заднюю лапу и повалить оппонента. Конечно, против таких атак были защиты, которые они также изучали. Лев, владеющий только одной стратегией, недолго пробудет королем.
Йоланда, будучи сильной львицей, помогала Ахади при демонстрациях. На практике все это выглядело намного жестче, чем во время учебы. Муфаса и Така, как завороженные, наблюдали, как Йоланда и Ахади набрасывались друг на друга. Они не рычали, но даже в этой торжественной тишине была ясно видна грубая сила агрессивного боя. Конечно, Ахади и Йоланда были осторожны и не наносили друг другу травм. Они втянули когти и не впивались зубами, но они боролись в полную силу, и в воздухе стоял запах пота.
Сараби подбежала к Муфасе, стараясь показать, что она здесь случайно.
— Будь осторожен с ним, Муффи, — прошептала она. — Ты знаешь, что ты сильнее. Тебе не надо доказывать это, избивая его.
— Не беспокойся, Сэсси. Он мой брат.
— Тогда не дашь ему слишком плохо выглядеть?
Он улыбнулся.
— Он тебе правда нравится, да?
— Да, — она быстро лизнула его в щеку. — Спасибо, Муффи. Ты такой милый.
— И такой красавчик, — сказала Эланна, заигрывая.
Ахади и Йоланда наконец остановились перевести дух. Ахади убрал гриву с глаз и сказал:
— Конечно, … вы понимаете, … что в настоящем бою … будет победитель … и проигравший.
Йоланда потерлась об него мордой.
— Инкоси, … я касаюсь твоей гривы.
— Я … чувствую. — Ахади глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Так, мальчики. Ваша очередь.

Два брата встали лицом к лицу. Така глубоко вздохнул и начал двигаться вокруг Муфасы. Его голова раскачивалась, вычерчивая сложные неповторяющиеся узоры, пока он выбирал момент для атаки.
Муфаса пригнулся на передних лапах и двигался, стараясь держаться к Таке лицом. Скорость, с которой Така мог броситься и вцепиться в бедро, была пугающей, и Муфаса старался не открывать уязвимых задних лап.
Така хмурился. «Ладно», — думал он. Он продолжал кружить с постоянной скоростью и ровно дышать. Затем он быстро вдохнул.
Муффи правильно понял знак и вовремя отскочил. Така приземлился на пустое место, стараясь найти точку опоры для лап.
Ахади мрачно покачал головой, но ничего не сказал.
Оглядевшись, Така увидел насмешливо улыбающегося Муффи. В ярости оскалив зубы, он начал бешено молотить брата. Испуганный Муфаса методично отражал один удар за другим, блокируя их передними лапами. Така застонал в панике, понимая, что, похоже, он проиграет. Опять. Он посмотрел на Сараби, пытаясь понять выражение ее лица.
Муфасе только это было и нужно. Он ударил Таку достаточно сильно, чтобы свалить его на землю. До того, как Така смог вздохнуть, огромный вес Муффи прижал его к земле.
— Проси пощады!
— Нет! — он задыхался, боролся за воздух и безрезультатно дергался. Муффи был слишком силен для него.
Така отчаянно сопротивлялся, но это было бесполезно.
— Проси пощады!
— Нет!
Така не мог вынести такое унижение, только не перед Сараби! Он увидел, что лапа Муффи в досягаемости его челюстей.
— Проси пощады!
— Я… сказал … нет! — его зубы сами погрузились в лапу Муффи. Когда Муфаса отскочил, вскрикнув от боли, Така вывернулся из-под него и замахнулся со всей силы. Его лапа ударила Муфасу под подбородок, от чего его зубы болезненно щелкнули.
— Прекрати, Така! — Муфаса отступил, и сморщился в гневе. — Не заставляй меня быть грубым с тобой.
— Покажи мне свой лучший удар, — нагло прошептал Така. — Я знаю, что ты осторожен со мной. Ты действительно очень милый.
— А ты действительно дурак, — его глаза сузились. Он бросился на Таку, выполняя захват. Така попытался ударить его по лапам, но Муффи быстро отразил атаку. Продолжая кружить, Така повторил выпад с другой стороны, и опять ничего не добился. Страх охватил его, когда он почувствовал, что его силы убывают. В отчаянии он снова сжульничал, бросившись к лапе с оскаленными зубами.
— Ну уж нет! — Муфаса со всей силы ударил его, выпустив когти. Така растянулся на земле. — Еще раз такое выкинешь, и я снесу твою пустую голову!
Така нетвердо встал на ноги, сделал пару неуверенных шагов, затем сел и потер лицо лапой.
Сараби хотела броситься и утешить его, но она понимала, что это только ухудшит и без того неприятную ситуацию.
Муффи поймал взгляд Сараби и подумал об обещании. Он посмотрел на Таку и увидел ошеломленное выражение его лица.
— Така, с тобой все в порядке?
— Жить буду, — он неуверенно поднялся и тряхнул головой.
Ахади обнюхал укус на лапе у Муффи. Он посмотрел на Таку и нахмурился.
— Вот и потренировались.
— Он жульничал, — сказала Эланна. — Я видела, как он дважды сделал это.
Проигнорировав всех, Така медленно пошел прочь, морщась от боли в щеке, которая познакомилась с тяжелой лапой Муфасы. Он отбрасывал лапой небольшие камни и бормотал слова, которым мама его определенно не учила.
Обойдя лицевую часть Скалы Прайда, он улегся на свое любимое место — уступ под гранитным выступом, который давал прекрасную тень. С трепетом он поднял лапу и осторожно провел ей по лицу. К своему облегчению он не обнаружил следов крови.
— Така!
Он посмотрел в сторону, откуда раздался крик, и увидел Сараби грациозно поднимавшуюся к нему.Така вяло улыбнулся.
— Привет, Сэсси.
Она подошла к нему, ее взгляд не сулил ничего хорошего.
— А вот этого не надо: «Привет, Сэсси». Как по-твоему, что ты сегодня делал?
Его улыбка моментально исчезла.
— Ты о чем?
— Тебе что, жить надоело? Дай-ка осмотрю твою физиономию. — Она начала изучать опухшую щеку под его левым глазом со шрамом, но он отдернулся.
— Не беспокойся обо мне. Я бы выиграл этот бой, если бы он не жульничал.
Она подняла брови.
— Он жульничал? Така, ты укусил его за лапу! Удивительно, что он не снес твою безмозглую голову!
Глаза Таки сузились.
— Я ценю твою поддержку, Сараби, — он насмешливо продолжил: — О, Муффи, будь с ним помягче, он не такой сильный, как ты, — он сплюнул. — Я не хочу, чтобы он позволил мне победить, я хочу побить его! Хоть один раз я хочу быть в чем-то лучше!
— Но ты и так в чем-то лучше, — сказала она. — Я не хочу видеть, как ты страдаешь из-за всего этого, — ее голос дрожал, когда она пыталась сдержать слезы. — Мне очень жаль, что моя любовь ссорит тебя с братом, — она повернулась и пошла прочь.
Така остолбенел.
— Сэсси, подожди!
Он смотрел, как ее фигура спускалась по тропинке.
— О господи, это случилось! — закричал он.
Така бросился за ней, обогнал и встал у нее на пути. Вздрогнув, Сараби остановилась.
— Прости меня! Пожалуйста, прости! — умолял он в отчаянии. Упав на спину, он обхватил ее лапами. — Я люблю тебя! Пожалуйста, не бросай меня, Сэсси!
Сараби увидела абсолютный ужас в его глазах и почувствовала, как у нее встала шерсть на шее. Она забыла свою обиду.
— Я пытался победить, — бормотал он. — Ведь если я проигрываю все время, ты, наверно, не захочешь больше любить меня. Я неудачник, Сэсси, дело не в том, что я не пытаюсь.
— У тебя голова сухой травой набита? — Сараби лапой подняла подбородок Таки так, что бы тот смотрел ей в глаза. — Я люблю тебя, потому что ты добрый и умный и очень милый. Это не изменится оттого, что Муффи побеждает тебя в борьбе, — она поцеловала его своим теплым языком и потерлась мордой. — Все же я немного разочарована тем, что ты жульничал. Я всегда думала, что ты выше этого
— О, — он не понял, понравилось ли ему это замечание, но он любил ее. Целуя ее щеку, он произнес: — Я буду любить тебя до самой смерти. Даже дольше. Все увидят две звезды рядом и поймут, что это мы, — безо всякого стыда его глаза наполнились слезами. — Моя любовь должна быть сильнее самой судьбы, только тогда она выживет. Мое тело может быть слабым, но мое сердце сильно, Сэсси.
— Така, опять это пророчество. Когда ты научишься доверять мне? — она погладила лапой его лицо.
— Я верю в твою доброту, она так сильна, что может победить это, но ты слышала и остальное: «Тот, кто первым коснулся тебя, погубит тебя», — он посмотрел в землю. — Муффи был первый, кто коснулся меня. Он убьет меня, Сэсси.
— Бред какой-то. Он любит тебя!
— Ты знаешь, что он слишком силен для меня. Когда-нибудь мы подеремся, он сорвется и убьет меня, — Така посмотрел в сторону безбрежной саванны, расстилавшейся перед ними.
Сараби была в ужасе.
— Прекрати говорить такое, ты меня пугаешь! — подойдя ближе к нему, она нежно потерлась об его голову. — Така, может быть, у тебя голова действительно набита сухой травой. Муффи любит тебя. Ты ему нужен. Он твой брат. Рафики был не прав — даже Македди сказал это.
Така вяло улыбнулся.
— Действительно,  он сказал! Ты правда думаешь, что мы можем справиться с этим? Все втроем?
Она нежно поцеловала его в щеку.
— Конечно, — она поднялась, помахивая хвостом. — Жди здесь и отдыхай. Я приду через минуту.
— Хорошо, — он медленно опустил голову на лапы и закрыл глаза.
Сараби побежала вниз по тропинке, к выступу Скалы Прайда. Пройдя по ее гладкой поверхности, она вошла в прохладное углубление главной пещеры. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела сидящего рядом Муфасу, который осторожно вылизывал свою рану.
— Муффи, я должна поговорить с тобой.
— Пожалуйста, — он улыбнулся ей.
— Это насчет Таки.
Его лицо приняло мрачное выражение.
— Ну, я пытался быть с ним полегче, но, когда он укусил меня, я разозлился.
— Я знаю, и я не злюсь на тебя, — она вздохнула. — Опять это пророчество.
— Вы поругались?
— Нет. То есть, да, но это уже другой вопрос, — она опять вздохнула. — Ты только не беспокойся, Муффи, но ты помнишь эту историю о том, что первый коснувшийся его будет определять его судьбу?
— Да. Но… — у Муфасы глаза стали вдвое шире. —  О боги, только не говори мне, что он думает, будто я собираюсь прибить его?!
Она внимательно посмотрела на него.
— Ты же этого не сделаешь, ведь правда? Обещаешь?
— О, господи! — удивился он. — Конечно, я обещаю! Он же мой брат! — Муфаса покачал головой. — Что мне с ним делать, Сэсси?
— Скажи это ему. Он хочет услышать это от тебя больше, чем от кого-либо другого.
Кивнув, он пошел прочь.
Бедный Муфаса хотел попросить о помощи родителей, но все это слишком смущало его. Он решил не обращаться с Такой «как обычно». То есть, не смеяться над его капризами, какими бы смешными они ни были, а быть вежливым и напомнить ему, что его любят.
Позднее, в этот же день, ему представилась такая возможность.
Така отдыхал на конце выступа. Именно в этом месте он предпочитал дуться, когда ему казалось, что весь мир ополчился на него.
Масштабность вида помогала ему утопить свои проблемы в буйстве жизни.
— Така!
— Что? — Така даже не соизволил повернуться
— Я только что виделся с Сэсси.
На этот раз Така повернулся.
— Что она сказала?!
— Немного, — Муфаса старался держать хвост так, чтобы он не дергался. И, похоже, ему это удалось. — Она была огорчена. В общем, она выглядела немного расстроенной, и я спросил ее, что случилось.
— О боги, началось, — Така поник.
— Она наблюдала за тренировкой и подумала о предсказании. Насчет той части, в которой говорится, что первый коснувшийся тебя  принесет тебе смерть.
— И? — Така был весь внимание. — Что ты сказал ей?
Муфаса улыбнулся, но по его щеке покатилась слеза.
— Я сказал ей, что ты мой брат. Мне жаль, что я тебя так сильно ударил. Ты укусил меня, и я взбесился. Ты знаешь, как мы оба любим тебя, Сараби и я. Она беспокоится о тебе. Она постоянно говорит мне, что выйдет за тебя замуж, когда ты вырастешь, — Муфаса проглотил внезапно вставший в горле ком. — Ты даже не представляешь, насколько ты счастливый. Я получу королевство, но ты получишь Сэсси.
Така улыбнулся ему, на этот раз по-настоящему.
— Да уж, согласен. Ну разве она не красива?
Не зная, что ответить, Муффи просто кивнул.
Така внимательно посмотрел на него.
— Так, Муффи, ты ревнуешь…
— С чего ты взял?
— Нет, действительно, — Така смущенно улыбнулся. — Боги! Ты мне завидуешь! И все это время… — Така резко вскочил, и подбежал к Муфасе. Он уткнулся в него и обхватил его плечо передними лапами. — Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший.
— Нет. Ну, немного.
— Иногда я просто безумный, — по лицу Таки пробежала слеза. — Помоги мне побороть это, Муффи. Если мы все трое будем стараться, мы сможем победить пророчество. Мы можем. Ты добрый внутри; и Сэсси тоже. Мы должны быть добрыми, чтобы победить это.
Муффи тяжело сглотнул, а затем сказал:
— Не беспокойся. Мы будем по-настоящему добрыми.

Глава 13. Знак власти

После беседы Муффи с Рафики прошло шесть месяцев. Муфаса, и Така подросли и стали сильнее. Чудо взросления становилось все более заметным благодаря своей стремительности. Разница не была заметна день ото дня, но даже если раньше получалось пройти  под низкой веткой, это не значит, что теперь не набьешь об нее шишку на голове. Братья, сыновья Короля, привлекали всеобщее внимание своей силой и привлекательной внешностью.
Горделивость Муфасы никак не сочеталась с его появляющейся клочковатой гривой, из-за которой его шея выглядела более лохматой, чем все остальное тело. Но его родители, Ахади и Акаси, гордились им, и казалось, что грива выглядела от этого более величественной. Ахади утверждал, что он гордится Такой не меньше, чем Муфасой, и Така хотел в это верить.
У Таки была черная грива, что большинство львиц считало очень привлекательным. Его мать Акаси часто говорила ему, что счастье важнее, чем сила, и если есть выбор, надо выбирать счастье. Така видел в этом смысл. Он часто бывал несчастен, но он доверял своей матери и верил в ее любовь. И отчасти он верил, что Сараби любит его, хотя в последнее время они чаще ссорились, чем разговаривали.
Церемония Посвящения, похоже, была единственной вещью, о которой говорили Ахади, Акаси и все остальные. Первые следы гривы для большинства львят были знаком того, что скоро они должны будут уйти в Большой Мир, и это приносило им столько же страхов, сколько и надежд. Это было время пробуждения их интереса к львицам не только как к партнерам по играм. Для Муфасы это был очередной шаг к царствованию — принц взрослел. Все считали, что брат Муфасы не уйдет в Большой Мир, и его, как и Муфасу, будут чтить все подданные Земель Прайда как принца-консорта.
Не было никаких сомнений, что все звери будут пристально смотреть на будущего короля. Для Таки Посвящение было последней возможностью показать себя народу, а он был вынужден находиться в тени своего брата.
Погруженный в такие мысли Така сидел один на Скале Прайда и смотрел на простиравшуюся внизу саванну: сейчас там было несколько гну, но скоро соберется большая толпа, чтобы посмотреть на своего будущего короля и поклониться ему. И на этого, как-там-его-зовут,  его брата, у которого шрам еще. Лишь недавно другие львы начали разговаривать с ним, не косясь на повреждённый глаз. Времена, когда все, умирающие от желания узнать побольше об инциденте с медоедом, спрашивали: «Как ты себя чувствуешь?» или «Могу я чем-нибудь помочь?» давно прошли. Сейчас все зажило, и они это прекратили. Но вместе с тем поползли слухи, по большей части правдивые, о том, как он получил такую метку и прозвище Шрам. Что интересно, никто не обвинял Муфасу в том, что случилось с глазом Таки. Наоборот, все удивлялись, каким же тупым надо быть, чтобы первым полезть в нору к медоеду. Все, у кого есть хоть немного здравого смысла, знают, как поступают в таких случаях медоеды.
— Эй, Така! — сказал Муфаса, садясь рядом. — Думаешь о том, какой завтра великий день?
— Ага, точно.
— Что-то ты не выглядишь очень обрадованным.
— Все нормально, — сухо сказал Така. — Как выгляжу, так выгляжу, не могу по-другому.
— Ну да, — Муфаса изящно поднялся и сел с другой стороны, глядя Таке в глаза. — В чем дело? Это большой день и для тебя тоже. Каждый будет смотреть на твою новую гриву. Кроме того, девчонкам это нравится! Я хочу сказать, что без гривы ты всего лишь котенок.
— Ты, наверное, думаешь, что я тупой, — сказал Така. — Да кто вообще обратит на меня внимание? Половина из них даже не знает, как меня зовут. Я всего лишь котенок со смешным глазом.
— Ты помогаешь защищать Земли Прайда, — сказал Муфаса. — Это важно. И если что-нибудь случится со мной, тебе придется стать королем, — он обвел лапой пустую саванну. — Они все это знают. И еще они знают, что лучше им уважать тебя, а не то они ответят передо мной.
Така посмотрел Муфасе прямо в глаза так, что тому стало не по себе. Муфаса почувствовал, как Така пронзает его взглядом.  Он искал что-то из прошлого, из тех дней невинного раннего детства, когда дружба не требовала доказательств.
— Ты будешь скучать по мне, если я умру?
— Конечно, буду, — немного раздраженно ответил Муфаса. — Что за дурацкий вопрос?
— Не называй меня дураком! Я не переношу, когда меня так называют!
— Я не называл тебя дураком, — сказал Муфаса, пятясь. — В чем дело, в конце концов? Ты только и делаешь, что злишься. Ты сын короля, так что веди себя подобающе. Я не хочу, что бы ты испортил мое Посвящение, понял?
— Да, я понял. Я не хочу испортить твое Посвящение, брат.
С этими словами Така молча пошел вниз.
Сараби дремала в тени акации, когда Така проходил рядом. Ее чуткий слух был потревожен легким шелестом травы. Она быстро посмотрела туда, но сразу успокоилась.
— А, это всего лишь ты, Така.
— Что значит всего лишь я?
Она нахмурилась.
— Только не надо опять. У вас, львов, чуть пушок на шее вырос, так вы уже та-а-акие крутые, — она легонько толкнула его. — Скажи, Така, когда мы будем одни, ты будешь таким же? Улыбнись, если подумал что-то непристойное.
— Не говори глупостей.
— Улыбнись, если думаешь, что я сексуальна.
Он посмотрел в сторону:
— Прекрати.
Сладко мурлыкая, она добавила:
— Улыбнись, если думаешь, что переживешь медовый месяц.
Он расплылся в смущенной улыбке, которую попытался прикрыть лапой.
— Ты мой оптимистичный маленький дьявол, правда? — Она нежно прижалась к нему. — Вот так намного лучше. Ненавижу, когда мы ссоримся.
— Я тоже, — сказал Така. — Наверное, я должен чаще позволять тебе настаивать на своем.
Глаза Сараби сузились.
— Я не хочу, чтобы ты мне все время уступал. По-моему, мы можем иногда расходиться во мнениях. Не надо опекать меня.
— Я не это имел в виду.
— А что? Ты знаешь, я не дурочка.
— Я знаю, — Така лизнул лапу и начал чистить гриву, как он всегда делал, когда нервничал. — Сэсси, давай никогда больше не будем ссориться. Я думал о предсказании. В последнее время я много о нем думаю.
— Я не верю в него, — твердо сказала Сараби. — Я думала, что мы это уже решили.
— Все равно я беспокоюсь. В смысле, мы никогда не ссорились до этого идиотского случая с медоедом, — он снова лизнул лапу и начал теребить шею с другой стороны.
— Пожалуйста, не делай так, — сказала Сараби.
— Что не делать? А… — Така опустил лапу. — Ты думаешь, что всегда будешь любить меня? В смысле, Македди говорил, что мы сами выбираем себе судьбу. Если мы будем стараться, мы можем ее изменить.
Сараби прижалась к нему.
— Бывают времена, когда твоя собственная мать не может любить тебя, — сказала она. — Но не теперь. Забудь о предсказании. Ты мне нравился больше, когда верил мне.
— Я и сейчас тебе верю, — сказал Така, опять начиная чистить гриву. — Я не думаю, что ты когда-нибудь захочешь ненавидеть меня. Но что-нибудь может случиться, что-то очень нехорошее.
— Что, например?
— Я не знаю, что именно, но ты знаешь. В смысле, я могу сделать какую-нибудь глупость, и ты больше не будешь любить меня.
— Что ты говоришь?
— Я взрослею, в этом возрасте львы уходят в Большой Мир искать свое счастье. Помимо еды и воды мне нужно лишь одно. Любовь, Сэсси. Конечно, мама и папа любят меня, может, не так, как Муффи, но все же. И ты тоже любишь меня, ведь правда?
— Конечно! Сколько раз я должна тебе это повторять?!
— Один, — тихо сказал Така. Он положил левую лапу ей на плечо и почувствовал ее дрожь. — Пора определить наши отношения. Я хочу тебя.
— Мы пока несовершеннолетние, — ответила Сараби, — по крайней мере, в их глазах. Это корбан. Они никогда этого не примут.
— Тогда не будем их спрашивать, — сказал Така. — Если ты всегда будешь любить меня, поклянись мне. Я не буду больше тебя просить, пока ты не придешь ко мне по своему собственному желанию. Мы убежим вместе. Уйдем сегодня ночью, когда взойдет луна.
— Я польщена, честно, — ответила Сараби. — Но почему ты так уверен в том, что хочешь, чтобы я была твоей львицей? То есть, мы друзья, но действительно ли ты знаешь, чего хочешь?
Он опять положил лапу ей на плечо и начал ласкать её красивое сильное тело.
— Наша любовь перевернет Небо и Землю, — обольстительно шептал он. — Она будет шириться, как рябь на поверхности воды, расти, расширяться, углубляться. Ты знаешь, как я хочу тебя. Когда ты смотришь на меня, когда ты касаешься меня, я хочу тебя. Сараби, посмотри на меня. Ты знаешь, как я хочу тебя.
Она почувствовала, как их глаза встретились. Это было то, что львицы называли Взглядом.
— Я верю тебе, — она освободилась от Взгляда и опустила глаза. — Ты будешь принцем-консортом. Глупо убегать, когда то, что тебе надо, есть здесь. Здесь безопасно, а там, в Большом Мире, — нет. Мы должны подумать о наших детях.
— Я хочу только одного, — сказал Така с явно подавляемой страстью. — Перед богами, перед звездами, перед всем миром я клянусь защищать, любить и заботиться о тебе всегда, — он умоляюще смотрел на нее, как маленький ребенок, боящийся темноты. — Давай же, Сараби. Скажи это.
Она подняла лапу и протянула к нему. Ее лапа дрожала, она опустила ее. В этот момент она не могла ничего выговорить.
Мучительный момент прошел. Лицо Таки изменилось так, будто он умирал.
— Я понял, — сказал он. — Ты всего лишь маленькая львица в большом мире. Как ты можешь надеяться изменить предсказание? — он печально прижал уши и поджал хвост. — Всем будет лучше, если я уйду. Я хочу, чтобы меня вспоминали с добротой, возможно, с некоторым сожалением о том, как все могло бы быть. А все могло бы быть хорошо, Сэсси.
Сараби почувствовала, что ее глаза стали влажными. Не говоря ни слова, Така побежал рысью в буш.

Есть в глубине души земля теней,
Где слезам нет конца,
Мечты разбитые, надежды где
Ждут своего конца.
Нет, мечты не сдаются так быстро, не уходят надежды тотчас
На кладбище грез, где спит беспробудно все то, что важно для вас!
Они не уступят, не поддадутся и будут вам душу терзать.
Пока они своего не добьются, вам безмятежно не спать.
О да, несчастным тяжело в пути:
Длинна дорога в ночь.
Как никогда луч света нужен, но
Свет поглотила ночь.
Нет, мечты не сдаются так быстро, не уходят надежды тотчас
На кладбище грез, где спит беспробудно все то, что важно для вас!
Они не уступят, не поддадутся и будут вам душу терзать.
Пока они своего не добьются, вам безмятежно не спать.

Сараби смотрела, как он убегал все дальше и дальше, пока он не стал темно-желтым пятнышком на фоне травы. Ее охватила паника, и она, наконец, смогла выговорить:
— Така! Подожди! Я согласна! — но, похоже, он слышал только то, что было у него в голове. — Така!
Он ушел, но его запах еще оставался. Слезы потекли по ее щекам.
— Пусть боги будут с тобой.

Глава 15. Разногласия

Сараби была вся в слезах, когда Муфаса нашел ее. Он нежно прижался к ней и посмотрел ей в глаза, но она отвернулась.
— Сесси, что случилось?
— Така. Он ушел.
— Что значит ушел?
— Ушел. Убежал из Земель Прайда. Он умолял меня пойти с ним, но я засомневалась. Теперь я об этом жалею. Он там совсем один, Муффи!  Он такой милый и добрый, но он ничего не знает о жизни в Большом Мире.
Муфаса был поражен новостью, но он сразу же ей поверил.
— Он сказал, куда пойдет?
— Нет, просто убежал.
— Сесси, не плачь. Я знаю, как сильно ты его любишь. Мы все его любим. Возможно, он вернется, когда успокоится.
— Ты думаешь?  Ты, в самом деле, так думаешь?
— Да. Но может пройти много времени. Он гордый лев.
Она опустила глаза.
— Что же мне делать? Я всегда думала, что буду вместе с Такой — только мы вдвоем и наши львята. Что мне теперь остается? Состариться в одиночестве, никем не любимой, как бедная Барата?
У Муфасы встал комок в горле.
— Сесси, я хочу тебе кое-что сказать, и это будет звучать ужасно при данных обстоятельствах, — он посмотрел ей в глаза. — Я не хотел вставать на пути у брата. Но обстоятельства изменились — или я скажу это, или меня разорвет на части.
— Это то, что я думаю?
— Возможно, — он нежно прижался к ней. — О боги, Сесси, каким негодяем я себя чувствую! Хуже самого скользкого червяка. Но я люблю тебя. Я всегда любил тебя. Иногда я был готов все отдать, лишь бы ты любила меня, а не Таку. Но я не хочу потерять брата, или хоть как-то навредить ему. Всю свою жизнь я разрывался между вами. Я не перенесу, если потеряю вас обоих. Не презирай меня за честность.
— Я не презираю, — она тоже прижалась к нему. — Я всегда знала о твоих чувствах. Ты не мог их скрыть.
— Может быть, ты не любишь меня, как люблю тебя я. Может, я просто нравлюсь тебе? Я хочу сказать, что постараюсь дать тебе все, что тебе надо. Я буду заботиться о тебе. Я сделаю для тебя все что угодно, если ты выйдешь за меня замуж.
— Даже забудешь Таку?
— Не говори так. Он мой брат. Я хочу, чтобы он вернулся.
— Мне нужно время подумать, — сказала Сараби.
Муфаса кивнул в ответ:
— Конечно.
С разрешения Муфасы Сараби встала и медленно ушла. Она брела среди высокой травы саванны, погруженная в свои мысли. Когда-то все было просто. Она влюбилась, когда была львенком, но теперь она стала львицей. Львицей, выбирающей между львом, которого желает, и львом, которого жалеет.
Сейчас ей было ясно, что ее любовь к Таке была прекрасной сестринской любовью, которой чужда страсть. С другой стороны, Муфаса пробудил в ней новые чувства, немного пугающие, но прекрасные. После разговора с Рафики, Сараби ничего не говорила Муфасе, но внимательно наблюдала за ним. Она была польщена, горда и даже немного опечалена, думая о том, как он тосковал по ней, но ничего не говорил. Муфаса был нежным и добрым, и он честно признался ей в любви. Едва ли она могла сопротивляться. И едва ли хотела. Она желала его, как никогда не желала Таку, и ей было стыдно. Стыдно, что если кто и старался заслужить ее любовь, так это Така. Стыдно, что ее любовь нельзя заслужить. Стыдно, что он не выдержит, когда узнает о ее любви к Муфасе.
Ее переполняла жалость к Таке. Львица не могла понять, где кончается любовь, и начинается жалость. Она боялась, что ее сердце, замирающее от мысли о каждом его ушибе или царапине, не сможет биться в унисон с его сердцем. Велика ли разница — быть с одним львом или с другим? Может ли она не познать любви из-за того, что ее сердце связано клятвами? Может ли она чувствовать его рвение и оставаться равнодушной?
Она попыталась представить Таку, идущего к ней в полумраке, в пылу ожидания брачной ночи. Она слышала его тихий голос, полный страсти: «Ты готова, любимая? Ты готова?» Она представила, как взглянула ему в глаза, какими они были, когда он в последний раз смотрел на нее, глубокие и полные желания. «Я готова». Ее сердце быстро забилось, но от страха, а не от влечения.
— Нет, я не готова! — сказала она вслух. — Я не хочу его! Нет! О боги, он узнает!
Рыдая, она обессиленно упала в траву.
— Айхею, помоги мне, я люблю их обоих, но я не хочу замуж за Таку — лучше умереть!
Она посмотрела заплаканными глазами на саванну. Вдруг над ней промелькнула тень.  Подняв голову, она увидела пролетающего над ней Зазу — мажордома Ахади.
Она прижалась к траве, молясь, чтобы он не заметил ее здесь, плачущую как голодный львенок. К ее облегчению, он пролетел мимо и направился к реке. Какая удача — его острое зрение редко что-либо пропускало.
Она уже собиралась возвращаться домой, но остановилась, задумавшись. Его острое зрение редко что-либо пропускало… даже Таку! Оживившись, она рванулась из своего укрытия за ним вдогонку, пытаясь не упускать его из виду.
— Зазу! Подожди!
Высоко над ней птица-носорог несся к реке, свист ветра заглушал любой звук, который только мог до него долететь. Мягко приземлившись, он подошел к берегу реки, желая начать свой полуденный ритуал. В тихом месте в тени тростника он глубоко вздохнул, расправил крылья и окунул одну ступню в воду. “Бр-р!” Он быстро отдернул лапу.
— Великолепно.
Зазу отошел на несколько шагов, взлетел и после нескольких взмахов крыльями сжался в комок и упал в холодную воду, как камень.
— У-у-ух!
Он плескался, пока не попал в ледяное течение. Это было так приятно при сильной жаре. Он напевал и плескался, намокая от головы до кончика хвоста:
Mai-sie, Mai-sie,
Your eyes are driving me cra-zy,
Pluck a dai-sy,
Ask it if I am true.
You’ll pull off the fragrant petals,
And watch as each one settles,
I love you so, and off we’ll go,
To a paradise made for two.
Гусыня с выводком наблюдала за его развлечением. Один из гусят подплыл ближе.
— Чего делаешь?
— Кто? Что? — Зазу повернул голову и посмотрел на гусенка.— А, я просто купаюсь.
— Я думал, у тебя проблемы.
— Едва ли, — засмеялся Зазу.
Маленький комочек перьев смотрел, не моргая.
— Что-то еще?
— Ничего себе клюв! Ты кто?
— Я птица-носорог.
— Обожаю носорогов.
— Спасибо, — улыбнулся он. — Лучше отплыви, или я тебя обрызгаю. От птиц-носорогов много брызг.
Отталкиваясь лапами ото дна и хлопая крыльями, Зазу с усилием вернулся на берег. Он замахал крыльями, стряхивая сверкающие как алмазы капли воды, а затем начал с удивительным мастерством чистить перья. Представление окончилось, и гусенок уплыл назад к матери рыбачить.
Уже почти настало время сообщить Ахади полуденные новости. Служба обеспечивала Зазу безопасность. Он мог собирать отборные фрукты с деревьев, где жили хищники: он был бессрочным корбан — табу — для всех, кому хотелось отведать упитанную птицу-носорога.
Когда Зазу уже почти высох, чтобы взлететь, из кустарника вышла львица.
— Зазу! Слава богу, ты все еще здесь.
— Сараби! Доброе утро.
— Оно не доброе, — огорченно сказала львица. — Когда будешь облетать Земли Прайда, поищи Таку. Он убежал, и я беспокоюсь о нем.
— Убежал, говоришь? Этот маленький противный нытик? Я не думал, что он решится, — Зазу закатил глаза. — Я о нем ничуть не беспокоюсь. Вернется, когда вкусит прелести жизни в буше.
— Зазу! Я знаю, что ты его недолюбливаешь, но я-то тебе нравлюсь, правда?
— Конечно. Я высоко ценю твою дружбу.
— И тебе нравится Муфаса? — не дожидаясь ответа, она сказала: — Послушай, для нас с Муфасой важно знать, где он. Кроме того, это будет хоть одной важной новостью для короля. Акаси с ума сходит от беспокойства.
— Понял.
Зазу расправил крылья, собираясь улететь на патруль, и спустя мгновение он уже был над верхушками самых высоких деревьев.
— Удачи!